Николай БАШЕВ
Родился в деревне Ольговка Яйского района. По окончании сельхозинститута работал главным зоотехником, главным технологом, секретарем райкома, директором совхоза, главой сельской Администрации. В настоящее время проживает в селе Колмогорово, работает директором Дома Культуры. В 2011 году вышел его сборник стихов и басен «Откровение».
СТИХИ
Поединок
Баллада о сибиряках-гвардейцах
По снегу, по полю белому Танки черные, грязные Мчатся, как очумелые, Гусеницами бряцают.
Словно паук, свастика В башню танка вгрызается. Под злобным бешеным натиском Стонет земля, содрогается.
Топчут ее захватчики, Сеют повсюду горе. Пламенем Русь охвачена, Сжалась она от боли.
Во поле пушки замерли, Торчат из укрытий стволы, Позицию русские заняли, Сибирские наши орлы.
Всё, отступать некуда, Там, за спиною, Москва, Рвётся к ней чёрным беркутом «Мертвая голова».
По снегу, по полю белому Фашистские танки идут, Шквальным огнём артиллерия Им преградила путь. Жирная, черная, к небу Гарь поднялась столбами, Первые танки с разбегу В землю уткнулись стволами.
Поле вздыбилось снежное, С грязью и кровью смешалось, Кажется, в прах всё повержено - В живых никого не осталось.
Но хлещет огнём ответным, Как видно, ещё жива, Танковая дивизия «Мертвая голова».
Дымятся стволы раскалённые, Ярости их не унять, Сибирские дивизионы Насмерть будут стоять.
Командуют артиллерией Совсем молодой капитан Да строгий, боями проверенный, Седой старшина – ветеран.
«Каждый снаряд - по цели, Лишних нету у нас!» Танки, танки в прицеле Ловит наводчика глаз.
Выстрел! – «Дымится сволочь!» Ищет прицелом другой. В пушку снаряд осколочный - Земля поднялась горой.
Свалился наводчик замерший, Кровь залила прицел, Навзничь упал заряжающий, Выстрелить не успел.
Бой затихает. Мало В поле осталось машин, Но и гвардейцам досталось: Гибнут один за другим.
|
Всё тише рёвы моторов - Заставили их замолчать. Но там, на косогоре, Некому больше стрелять.
В поле, в истерзанном поле, Танки повсюду горят. В засаде на косогоре Разбитые пушки лежат.
Лежат и орлы сибирские, Землю прикрыв собой, В тяжком бою выстояли, То был их последний бой.
В живых осталось лишь двое: Раненый капитан Да с перебитой ногою Седой старшина – ветеран.
По полю к артиллеристам Два танка последних ползут, Оттуда не слышно выстрелов, Опасности немцы не ждут.
-Ну что же, давай прощаться, - Сказал старшина седой, - Врагу не дадим прорваться, Что слева идёт, - будет мой…
Гранатами обвязался И быстро навстречу ползком, Мгновение - взрыв раздался, И танк закрутился волчком.
Второй рванулся быстрее, Мотор надрывно ревёт, С землею смешал батарею Хочет зарыть живьём.
Траками в бруствер врезаясь, Захлопнул бронёю капкан, В окопе к груди прижимает Связку гранат капитан.
Смрадом солярки душит Танк, хочет в землю вмять, А мысль разрывает душу: «Сознанье б не потерять!»
Видно, немцы решили: Для них уж закончен бой, Люки в танке открыли, Высыпали гурьбой.
Растерянно озираются: На сколько хватает взгляд, К небу дым поднимается - Танки в поле горят.
Но тут капитан очнулся, С трудом с себя землю стряхнул, Фашистов увидел, пригнулся И связку гранат метнул.
Кончено всё… До боли В ушах тишина звенит, Скрип колеса в поле - Солдатская кухня спешит.
Солдат козырнул лихо: -К раздаче могу приступить? Сказал капитан тихо: -Некого больше кормить…
А в тишине тем временем Рёв тягачей нарастал, На западном направлении Резервный полк наступал. |
Костер Потрескивая, нехотя, с дымком Костер, в ночи зажженный, разгорался, Дрова облизывая робко огоньком. Он в незнакомый мир войти боялся. Но вот, как будто разом осмелев, Вдруг загудел, соприкоснувшись с ветром, Раскрыло пламя яростно свой зев, Тьму ночи поглощая метр за метром. Костер пылает, нежное тепло По телу путника елеем разливая. Всё неприятное и грустное ушло, Лишь радужные мысли согревают. Огонь же ослабел, сожрав охапку дров, Уснувший путник это не заметил, Мерцанье углей скрыл ночной покров, И от костра к утру остался пепел. И жизнь моя, подобная костру, Сгорает быстро, незаметно пролетая, Как маленькая искра на ветру, - И пепла нет, и дым давно растаял. Такая участь каждому дана. Мне изначально предназначено сгореть. Но не дает покоя мысль одна: Сгорая, смог ли я кого-нибудь согреть? Хлеб По четвергам я просыпался рано, Хлеб матушка в тот день всегда пекла, Круглые булки с корочкой румяной На лавке красовались у стола. Как видно, выпечка на славу получилась, Хлеб на рушник сложив под образа, Мать трижды от души перекрестилась, Сияли счастьем её добрые глаза. А хлебный дух мне не давал покоя. Заметив, что давно уже не сплю, Тихонько поманила мать рукою: -Иди, сыночек, молочка тебе налью. Какое счастье - хлебную горбушку, Ещё горячую, с холодным молоком! Мать щедро налила полную кружку, Румяную горбушку отрезала ножом. А печь, что это чудо сотворила, Дом наполняла ласковым теплом… О боже! Как давно всё это было, Вернуться б на минуту к маме в дом! |
Речка Чиндат Меж тальников, в болотистой низине, Струится вдоль размытых берегов, Сверкая чистотой небесной сини, Река Чиндат из глубины веков.
Из родников рождённый и ключей, Снегов, что по весне под солнцем тают, В речушку превратившийся ручей Несёт степенно воды в реку Яю.
Не раз пытались люди удержать Её течение, плотиной преграждая, Она ж всегда стремилась убежать, Умело те плотины подмывая.
Любимая река моего детства, На берегу я часто замирал, Хотел в твои глубины я вглядеться, И мыслям своим волю я давал:
Коряга проплывала, мне казалось, Что мимо «Наутилус» вдаль плывёт. Я - Немо, в том сомнений не осталось, Фантазия в моря меня ведёт.
Вот водомерка быстро пробежала, И по воде - круги от её ног, Чудовищем она мне представлялась, Я свой корабль спасал, как только мог.
Я фантазировал, пиратом объявлялся, На абордаж летел, поднявши паруса, И в океан Чиндат мой превращался, И в волнах отражались небеса…
Вот снова я на том же берегу, Седой, потрёпанный житейскими морями, Но фантазировать, как в детстве, не могу, Реальным мыслям больше доверяю.
|
БАСНИ
Юбилей Осла В одной лесной конторе юбилей: Осел до круглой даты дотянул. А так как был он полный дуралей, Начальник – Лев ему на это намекнул: – Ну что, дружок, на пенсию пора, Отметим завтра день рожденья твой, С плеч свалится твоих забот гора. Ты выработал стаж свой трудовой. А за столом, как водится всегда, На юбиляра – похвалы со всех сторон, Хоть надоел он всем, так это ж ерунда - Сегодня, несомненно, он - барон. – Мы без тебя не справимся теперь, - Коза сказала, выпив коньячку. – В работе ты незаменимый зверь, - Овца шептала юбиляру- простачку. Лев, хлебанув вина большой ушат, Вдруг неожиданно для всех слезу пустил: -Как не заметил ум твой, виноват! И в заместители тебя не пригласил. И так всю ночь хвалили, водку пили, Заздравные звучали тут и там, Изрядно напились, посуду перебили И дружно разбрелись все по домам. На утро с головой больною Лев, Всё проклиная, в кабинет к себе пришёл. От удивления разинул он свой зев - На его месте за столом сидел Осёл. – Какого чёрта ты здесь развалился, Вчера ж на пенсию отправили тебя?! Проваливай, ты что, с луны свалился? Иначе я не отвечаю за себя! – Вчера сказали все, что я теперь В конторе этой самый умный зверь! Ты что, забыл? – в ответ ему Осёл. – Я на работу заместителем пришёл. Простая будет в басне сей мораль: Для юбиляра лестных слов не жаль, Но нужно знать, кому их говорить. При этом нужно водки меньше пить. Лужа и Ручей Недалеко от речки, в поле, Большая Лужа подсыхала, И, проклиная свою долю, Она протухла и, конечно, завоняла. Но тут вдруг, в речке поднялась вода, Как видно, где-то ливни прошумели. Ручей стремительно направился туда, Остатки Лужи где блестели. И вот, наполнившись водой, Все шире Лужа разливалась. Сюда и звери шли на водопой, И рыбы шумно в том Ручье плескались. Ручей же русло новое торил, Шумел, бурлил и камни будоражил, И этим Луже той не угодил, И раздраженье вызывал он даже. – Ну, что ты расшумелся, негодяй! Покоя не даёшь ни днем, ни ночью, Ну, пошумел немного и кончай! Не нужен больше мне, уж это точно. Услышав это, наш Ручей оторопел: – Любезная, водою я тебя наполнил, Вторую жизнь вдохнуть в тебя успел, А ты осталась этим недовольна. Коль прекращу шуметь, Засохнешь ты опять, В тиши начнешь мелеть И будешь вновь вонять. Но Лужа доводов Ручья не приняла: – Уж больно много о себе воображаешь, И без тебя бы выжить я смогла, Себе высокую ты цену набиваешь. Еще бы долго продолжался этот спор, Но тут вода в реке бурлить устала. Закончились дожди, понизился напор, Вернулась в берега, на место встала. Ручей наш обмелел и вскоре пересох, И Лужа быстро воду потеряла. Когда же на реке затих переполох, Она засохла и совсем пропала. Вот так и у людей случается порой: Ведем мы спор, чья значимость превысит, Но если поразмыслить здраво головой, От нас-то ничего и не зависит. |
Две Свиньи В обширной луже посреди дороги Огромная Свинья лежит, раскинув ноги. Разнежилась на солнце, отдыхает. Её машины стороною объезжают. А рядом в колее – поменьше лужа, И в ней лежит Свинья гораздо хуже. Не рылом хуже, а размерами короче, Чтоб её тоже объезжали, она хочет. Но прут машины на неё без остановки, Приходится включать свою сноровку, Всё время вскакивать и убегать с дороги. Свинья устала, заболели ноги. Намаявшись, к большой она подходит, Хитро прищурившись, такую речь заводит: – Послушай, Хрюша, мы почти подруги, Лежим здесь рядом, глядя друг на друга. Давай на время поменяемся местами, Я иногда тебя чесать за это стану. Здоровая Свинья на это согласилась И в колее на всю дорогу развалилась. А мелкая, заняв большую лужу, Подумала: чем я здоровой хуже? Теперь меня пускай машины объезжают. Не зря же её место занимаю! А в луже всю её почти что скрыло, Из грязи видно только её рыло. И тут машина: глядь – среди дороги Огромная Свинья лежит, задравши ноги. Затормозить шофёр не успевает И это чудище по луже объезжает, Не разглядев в грязи свиное рыло. Машина маленькую Свинку задавила.
Произошло несчастье со Свиньёю. Друзья, родился вывод сам собою: Дело не в том, свинья какая хуже, Должна для каждой быть своих размеров лужа. Коньяк и Вино В подвале при заводе винном Коньяк в дубовых бочках дозревал, При дегустации благоуханьем дивным Всех очаровывая, заполнял подвал. С годами креп и набирался силы, И от дубовой бочки наливался янтарем. Глотнув его, любой – весёлый иль слезливый - В минуту чувствовал себя богатырем. Однажды в тот подвал (Возможно, не хватило тары, А может, по причине и иной) В железной бочке к коньякам тем старым, Поставили незрелое Вино. Оно, на бочки с коньяком взирая, Бурлило и шипело, как змея: – В дубовую их тару разливают. Чем хуже коньяков всех этих я - И так изо дня в день Вино кипело И яростно плескалось, как прибой. В конце – концов и бочке надоело, Взмолилась та: «Послушай - ка, постой, Остепенись и созревай спокойно. Ты не коньяк – столовое Вино, Поэтому веди себя достойно, Тебе с ним не тягаться всё равно». От этих слов Вино сильней взбесилось, Бурлило, чуть не выдавило дно, Прокисло, да и в уксус превратилось, И на помойку было вылито оно.
Вот так иному бы сидеть и дозревать, Рассчитывать на ум свой и уменье, А не завидовать и мест чужих не занимать, К чему не годен ты, не проявляй там рвенье.
|